Нефть и мир. «Семь сестер» – дом, который построил Джон - Леонид В. Крутаков
Обещания Форда штамповать на конвейере по 1 тыс. танков и подводных лодок, по 3 тыс. авиамоторов и самолетов в день так и остались обещаниями. Самолеты, танки, орудия и пулеметы (продукция высоких переделов, технологии) производились в Европе. Выпускаемые Фордом цилиндры для авиадвигателя Liberty были калькой с французских и британских разработок.
Главный вклад Америки в «мир без победителей», как справедливо отметил в свое время Туз, составляли деньги (таблица 11). Если выражаться точнее, то вкладом были «обещания денег» – кредит 1-го уровня. Америка гарантировала Европе будущее (сделала огромные ставки на победу), и это будущее (мир после победы) фиксировалось в долларах, в обязательствах Европы перед администрацией США.
Америка экспортировала не сырье, зерно и боеприпасы. Она экспортировала проект «общего» будущего, модель новой связности мировых ресурсов и способ его обсчета. Основой новой связности был новый дефлятор, новый источник энергии (нефть). А способом оценки эффективности – новый эквивалент (доллар).
Таблица 11. Долги союзников перед США на февраль 1922 года (в млн долл.)[400]
В 1916 году, после объединения золотых резервов Англии, Франции, России и первых массовых закупок Антанты в США, канцлер казначейства Англии Реджинальд Маккенна предсказывал угрозу дефолта, вставшую перед Британией в середине 1917 года: «Я осмелюсь с уверенностью сказать, что к июню следующего года или даже раньше президент Американской республики будет в состоянии, если пожелает того, диктовать нам собственные условия»[401].
А весной 1919 года, после Версаля, ведущий партнер банкирского дома Моргана Томас Ламонт (один из разработчиков концепции ФРС и плана Дауэса, представитель Минфина США на Парижской мирной конференции. – Л. К.) в письме помощнику министра финансов Расселу Леффингвеллу напишет: «Ключ находится в руках Америки. Сегодня министр финансов, я полагаю, обладает властью заключить подлинный и прочный мир; если он не сумеет воспользоваться этой властью, то никто не сможет предсказать последствий, которые окажутся ужасными и для Америки, и для остального мира»[402].
Беспрецедентным американский инвестиционный механизм делала частная природа межстранового кредита (правительственные гарантии). Кредит оформлялся в валюте, курс и эмиссию которой страна-заемщик не могла регулировать (таргетировать), превращаясь тем самым в кредитора 2-го уровня. Залогом кредита служили обязательства будущего, военные расходы Европы намного превышали ее золотые запасы (сбережения). США даже угрожали Англии в период кризиса конфискацией южноафриканских золотых рудников под обеспечение долгов (конфискация авуаров Ливии и ЗВР России. – Л. К.).
В национальном контуре исполнение обязательств, превышающих размер залогового обеспечения, гарантирует пенитенциарная система государства. На международном уровне (иерархия иерархий) последним аргументом кредитора в споре с заемщиком является война. Великая война трансформировала вопросы коммерческого кредита в предмет большой политики, конвертировала военные расходы в инвестиции на создание «общего» будущего.
Из общего долга стран Антанты, превышающего 12 млрд долл., 2,5 млрд (40,3 млрд в эквиваленте 2021 года), выданные преимущественно в самом начале войны, пока Америка оставалась нейтральной, приходились на частный сектор[403]. Большая часть государственных кредитов США (Liberty Bonds) в реальности тоже оформлялись как корпоративные.
Перед каждым траншем «Займа свободы» Министерство финансов США передавало коммерческим банкам-контрагентам краткосрочные сертификаты, которые должны были обмениваться на деньги, вырученные от реализации Liberty Bonds. Однако у населения не было такого объема сбережений, подавляющий объем сертификатов оставался на счетах крупных банков и корпораций, что требовало от американского минфина постоянного рефинансирования долга, выпуска краткосрочных облигаций (пирамида ГКО. – Л. К.)[404].
Аналогичным образом (продажа гособлигаций крупному бизнесу) наращивала свой долг Англия, но внутренний долг она обращала, как отмечалось в первой части этой главы, во внешние займы под закупки нефти и хлеба в Америке. Залогом займов на Уолл-стрит служили акции американских компаний, которые английские компании покупали и передавали своему правительству в обмен на гособлигации. Франция наращивала свой национальный долг внутри этой схемы поставок (Англия выступала гарантом).
Шла та самая игра с нулевой суммой (перераспределение эффектов роста и изменение системы подотчетности). Внутренний долг США поглощал (замещал) внутренний долг европейских стран («спекулянт из Чикаго» обращал чужие сбережения в свою собственность). Крупный американский бизнес делал ставки на победу Антанты. А где делают ставки, всегда есть крупье-распорядитель, администрация, программирующая процент выигрыша, и служба безопасности, обеспечивающая исполнение обязательств.
Администратором «казино» выступало Американское государство (доминантная модель, облаченная в мундир Nation State), страховавшее обязательства по инвестициям американских компаний в другие страны. Роль крупье исполняла ФРС США, следившая за соответствием государственных гарантий объему кредита 2-го уровня. Работал принцип Варбурга – «эластичная валюта, эмитируемая под коммерческие обязательства».
(Принцип находится вне зоны компетенций ООО, расположен в другой плоскости осмысления реальности, недоступной для понимания слабопроектными макросистемами, главный их отличительный признак. – Л. К.)
Эмиссия доллара не была обеспечена ни золотым запасом, ни товарными потоками, как позже, во время Великой депрессии, будет предлагать Фишер. Война шла за контроль над вновь открывшимися (Россия, Ближний Восток, Центральная Америка) источниками мирового кредита. Нефть была и призом (англ. prize – «выигрыш», «трофей», «добыча»), и способом достижения победы в этой войне.
Нематериальным (ментальным) обеспечением кредита в долговой модели роста, как выше уже отмечалось, является общественный консенсус вокруг целей развития, воспринимаемых как «общие» (справедливый раздел эффектов роста). Разгоняя «общий» долг, Америка брала на себя ответственность за «общее» будущее, возникающее из пламени Великой войны, из руин Старого Света. Запускался сложный механизм таргетирования инфляции на глобальном уровне (коррекция целеполагания национальных макросистем под интернациональные).
Пузырь «обещания денег» под победу в Great War («способ тестирования новых возможностей роста», по определению Алана Гринспена. – Л. К.) достиг размера, несопоставимого с объемом обязательств, выданных в свое время под победу Севера над Югом. Долг Great War многократно перекрыл (пережег внутри себя) долг гражданской войны США и конвертировал внутриамериканский долг во внешний (общеевропейский, общемировой).
Уже к 1916 году рост производства в США достиг своего предела, далее военные расходы оплачивались исключительно за счет инфляционного разгона ожиданий будущей прибыли (под будущее освоение новых активов). После 1916 года эмиссия доллара (внутренний долг США) стала превышать рост американского производства и занятости населения, перекрывая динамику роста объемов военных закупок Антанты[405]. «Общий» долг нарастал опережающими темпами.
С 1914 по 1916 год номинальный ВВП США вырос с 38,6 млрд долл.[406] до 43,6 млрд (на 11,5 %)[407]. Однако в ценах 1914 года ВВП США за эти два года вырос всего до 41,3 млрд долл. (на 6,5 %, что все равно обеспечивало высокие темпы, особенно по сегодняшним
